Тереза смотрела ему в лицо и думала о том, что склонность к сарказму, оказывается, передается половым путем. И когда он вдруг заговорил о Камилле, словно прочитал ее мысли, ей не оставалось ничего, кроме как молча слушать.
Странно… солнца нет, а налицо солнечный удар.
Тереза повернулась вслед за движением Джейкоба, скрестила руки на груди, когда он сел. Собственно, вся эта тирада звучала как одно большое, развернутое, аргументированное «да» в ответ на ее вопрос. Что ж, она знала, что люди не меняются. Меняется только отношение к ним. Но не в этом случае – сейчас все осталось по-прежнему. С другой стороны, она и не надеялась, что пара фрикций решит проблему. Секс никогда не может быть ни решением, ни ответом.
Она не будет оправдываться или утешать его, если он рассчитывает на это. Тереза выждала паузу, повернула голову в профиль к нему, последила за дождем. Когда дождь кончится, кончится и это.
- Ну, я сдержала свое слово, - наконец она ответила, почти с вызовом, смело посмотрев ему в глаза. – Не пошевелила ни одним пальцем.
Это не было правдой. Это настолько не было правдой, что было меганеправдой. Но какой смысл пытаться изменить мнение о себе, доказать что-то человеку, который считает тебя лицемеркой. Терезу называли ужасными именами – идиоткой, предательницей, шлюхой, Луизой… но вот лицемерной – никогда. Особенно странно это слышать от человека, которого любишь.
Черт… Оказывается, это больно.
Она смотрела на него через весь салон, и понимала, что сейчас можно изменить все, что если она попробует вернуть близость, он не будет возражать, что этот мужчина – хотя бы на день – может быть ее, что он – настоящий шедевр на фоне мазни. Но ближе ей, казалось, не позволяло подойти нечто, что составляло всю основу Терезы Доэрти.
Тереза прикрыла глаза, понимая, что она в тупике. Глубоко вдохнула. Она была несчастной не сейчас, а вообще – в жизни, потому что у нее хватало сил принимать сложные решения. Ведь те, у кого это не получалось, за такие решения никогда не расплачивались. И все ее сложности – они ведь в голове, надуманные, вопрос лишь в том, что это ее голова.
Она должна была сказать правду:
«Я могу представить тебя с любой женщиной, которая сейчас там, в лагере. Больше того, я могу представить тебя даже с теми, кого ты не знаешь… Но я не могу даже вообразить нас вдвоем».
Тереза открыла глаза.
- Мое мнение невысоко обо всех людях, обо мне самой в первую очередь. Но я надеялась, что ты достаточно взрослый, чтобы судить о людях не по словам, а по поступкам.
Когда человек обладает мечтой, есть миллионы шансов, что будет все сбываться.
Она подошла к его креслу, благо неподалеку висела ее оставленная футболка. Протянула руку, убрала со лба мокрую прядь его темных волос. Потом уставилась на свою футболку. Вернее – на футболку Паркера. Ее-то осталась тогда у реки и исчезла в неизвестном направлении. Нужно было вернуть Джейку одежду сейчас, потом будет неудобно и даже как-то неловко.
- Дождь заканчивается, - она медленно сняла рубашку, положила ее на колени мужчине, - нам придется вернуться в лагерь.

Оооох, как можно быть таким слепым? Хотелось сказать что-то вроде «Я люблю тебя, дебил». Только Тереза ведь так и не успела надеть футболку. Она прижалась к мужчине, прикрыла глаза – точно так же, как он десять минут назад перед тем, как попросить воды. Разница лишь в том, что Терезе удержаться не удалось.
- С тобой мне лучше.
Впрочем, подмена понятий никогда не подводит. Она провела губами линию по изгибу подбородка к мочке уха. И вместо «я люблю тебя» всегда можно, не прогадав, сказать:
- Я хочу тебя, - тихо, на ухо.
И вот мы снова здесь. Тереза вела себя как школьница, которая думает одно, говорит второе, а делает третье. Вчера с ней произошло что-то, что не давало покоя. Тогда, на скале, не было ни восторга, ни предвкушения… Для кого-то это как раз нормально, но Тереза никогда не была нормальной. Ей всегда приходилось чутко прислушиваться к самой себе, чтобы не пропустить момент, когда крыша поедет окончательно.
Внимательный взгляд широко открытых глаз – они так часто и много смотрят друг другу в глаза, как будто общаются посредством всех этих взглядов, - чтобы убедиться: он тоже захочет.
Тело у Джейкоба было спортивным, а потому красивым. Тереза опустила взгляд, и уже не могла отвести его, зачарованная всей этой гармонией здоровья – сильных мышц, атлетичных пропорций…
О господи…
Тереза почувствовала, что нежность, разливаясь по телу, превращается в нечто большее, горячее, ждущее выплеска. Она резко, с шумом втянула воздух, как из боязни, что не хватит, и прижалась к его губам, сразу же скользнув языком в его рот. В голове всплыла фраза Джейка «грубо» и «в другой раз». Хм…
Её руки уже нашарили пуговицу на джинсах Джейка, пальцы лихорадочно расстегивали ее, что удалось только с третьей попытки.

Это был один какой-то сумасшедший порыв, при котором воздуха было слишком мало, а расстояния между ними – так много, что хотелось сократить его еще и еще. Тереза и  опомниться не успела, как они уже вплелись друг в друга внизу, на поросшем зеленью полу самолета. Сейчас она чувствовала себя… прекрасной. Красивой не только внешне, но и внутри, что вообще для нее было дикостью. Как будто прикосновения Зима поворачивали время вспять, превращая гнилое нутро плода в сочное и свежее.
Тереза хватала его за спину, впивалась пальцами в упруги мышцы. Влага их кожи смешивалась, Тереза стала скользкой, блестящей, терпкой… Хотелось прочувствовать его еще глубже, во всей полноте и силе, на которую он только способен – при этом в какой-то момент голова ее закружилась, как при нехватке кислорода.
- О боже, - Тереза прогнулась к нему, ее ноги, теперь обвиты вокруг его талии, сжались сильнее, как в судороге, тело задрожало, будто по нему пропустили ток.
Тереза вцепилась в него с силой, которую и не подозревала в себе, и на несколько секунд, как ей показалось, даже полностью оторвала спину от пола.
Она откинулась назад. Жадно хватала воздух. Ее рот, и так большой, распух и покраснел от множества поцелуев. Волосы растрепались. Взгляд блуждал где-то по крыше салона, но так, словно видел сквозь нее.
Звук его голоса привел Терезу в себя. Она поймала губами его большой палец, чуть сжала зубами, коснулась подушечки кончиком языка.
- Да… А ты? - она улыбнулась, выпустила его палец изо рта, потянулась головой вперед, чтобы ухватить последний, мягкий поцелуй.
Джейкоб пробуждал в ней что-то животное,  связанное с самыми низменными нашими инстинктами – с ним хотелось делать все, о чем открыто говорят только в интернете или в барах на бульваре Сансет. Все эти вещи, влажные и скользкие, от которых старина Фрейд пустился бы в пляс. Речь не шла о чем-то из ряда вон выходящем – Тереза тем более никогда не была одержима сексом. Зим вообще был первым, с кем она занималась этим так самозабвенно, с полной эмоциональной отдачей и всем желанием, на которое способна.
Но ей не хотелось, чтобы он об этом знал. Сейчас вдруг она почувствовала себя уязвимой, полностью раскрытой, как улитка, вытащенная из раковины и распластанная на песке.
Её дыхание наконец стало спокойным и тихим. Все, чего она не замечала во время занятия любовью – например, пуговицу с ширинки, впившуюся ей в задницу, - теперь вдруг начало возвращаться, напоминая, что реальность отступает, но не уходит.

Отредактировано Teresa Doherty (2012-07-02 13:47:33)

В такой момент стоило бы оторваться от самокопания, чтобы, как обычно говорят, "расслабиться и получать удовольствие". Тереза пыталась, она действительно старалась.
Сидеть в его объятиях было как-то... особенно ценно, что ли. Такое простое действие, но интимное очень. Джейкоб говорил, и его явно несло в какие-то дали - Тереза не удержала покерфейс и, когда речь зашла о племянниках, округлила глаза и уставилась на него.
- Джейкоб, - прозвучало как "притормози". – Ты только что сравнил секс с игрой на икс-боксе?
Конечно, она поняла, что все шло к тому, чтобы обозначить имена его племянников. Но это в корне расходилось с намерениями Терезы. Не будет у них этого. Она никогда не увидит, как эта злая девочка хамит секретарше, не будет никаких других вещей, которыми люди занимаются помимо секса - может, это все еще ждет Джейка, но не ее.
Тишина не была абсолютной - на острове, среди природы, никогда не было полного отсутствия звуков: пели птицы, шуршали ветки, бились волны о берег, если ты был невдалеке от пляжа. Так было и сейчас. Но уже не хватало конкретного звука, самого важного для нее здесь, в данный момент - звука капель, разбивающихся о ветки. Дождь кончился.
Тереза тоскливо смотрела на дыру в корпусе самолета, словно на окно в другой мир, и внутри у нее что-то умирало. Она с трудом перевела взгляд на Зима. Кажется, по ее лицу все было понятно.
- Мы должны вернуться в лагерь (?) - прозвучало почти вопросительно. – Тебя наверняка уже потеряли.
Джейкоб Зим, бывший полицейский, лучший друг Тилмана, негласный лидер лагеря, всегда был нужен всем - больным, голодным, замерзшим, Тилману. Но никто даже не подозревал, что, может быть, Терезе он был нужен гораздо больше.
Обнять его, крепко прижать к себе и сказать: мы никому ничего не должны. Давай забудем о них и уйдем куда-нибудь, где будем только ты и я.
Это глупость и утопия, она это знала, потому и промолчала. Возможно, для нее такой исход был бы приемлем, но не для Зима. Это не тот мужчина, который может принадлежать. И, раз уж на то пошло, Тереза - не та женщина, которая может обладать.
Поэтому вместо того, чтобы сделать самую разумную вещь в своей жизни, Тереза поднялась, однако медленно, положив руку на плечо Джейкоба.

>>> Лагерь

Отредактировано Teresa Doherty (2012-07-15 11:20:52)