- Ты в этом так уверена, Тереза? - в лучших традициях финальной развязки на сцене появился герой, которого все считали если не мертвым, то пропавшим без вести. Как сейчас вообще в чем-то можно быть уверенным?
Ей казалось, что на острове она обрела утерянную веру - в людей и, как следствие, в себя. Как же жестоко было разочаровываться. Тереза зло смотрела на Тилмана, слушала его догадки и испытывала желание противоречить каждому слову. Будто он, а не Паркер, был джокером в их островной колоде. Будто тот факт, что он обличал, делал его соучастником.
Человек - это хищник, человечество - это зубы и когти, и не стоит забывать, что они есть даже у детенышей.
- Тереза, у меня есть что тебе показать,- Тереза повернула к Лоре лицо, посмотрела на нее непонимающе, будто потеряла нить разговора.
- Прямо сейчас будем смотреть? - огрызнулась она.
Тереза слабо представляла себе развязку этой сцены, но понимала, что она наступит скоро.
- Камилла Крэйг, догадливая и слишком умная Кэм... - конечно, вспомнил и о Кэм, не мог промолчать. Тилман как будто специально надавливал на больное, злил Зима, а Зим в гневе был опрометчив и неосторожен.
Тилман красовался, он думал, что сейчас держит все под контролем. Глупец. Ты плохо знаешь Паркера и недооцениваешь его. Тереза знала наверняка, что Лонсдейл еще не сказал свое последнее слово - так оно и вышло.
- Давайте вы, по старой доброй традиции реалити шоу, решите кто выбудет следующий, прямо сейчас, прямо тут.
Что-то наподобие эпизода с Геликой происходило здесь и сейчас. Но Паркер не дал составить параллель, он сам сократил выбор:
- Зим? Тилман?
Земля качнулась под ногами Терезы и стала куда-то уходить. Терезу повело, будто она теряла сознание. Но нет, это Лора взяла ее за руку и потянула назад. А сама Доэрти была как в ступоре, потому что прекрасно знала, кто здесь полезет на амбразуру. Что она может сделать? Да, собственно, ничего: если у нее когда-то и было влияние на Паркера, то оно было фикцией. Тереза заметила, что он взглянул на нее, но что творилось там, в это голове, породившей столько страданий и несчастий? Они столько говорили о синдроме бога, но Терезе не хватило проницательности понять: они говорят о самом Паркере.
- Стреляй, - Тереза закрыла глаза.
Это отвратительные последние слова.

Лонсдэйл занимает удобную позицию, он прекрасно был осведомлен об отдаче, пожалуй, небольшой пистолет не сравнится с винтовкой или автоматом, но риск, оказаться шипящим и заливающимся слезами из-за выбитого плеча, все же был. С поправкой на ветер, температуру, с поправкой на все, что Паркер когда-то читал о баллистике.
Все по фен-шую. Зим бросается на амбразуру, чертов Матросов. Паркер переводит взгляд на Джона. Хитрожопый человек, как всегда казалось Паркеру, а как иначе, при его должности. Он приблизительно догадывается, на что рассчитывает Тилман. Но нет, никто не подвержен здесь Стокгольмскому синдрому. Никто не выпьет с Паркером чая с песочными куличами.
- Ладушки, - почти, что пропел Паркер и без усилия нажал на спусковой крючок.
На мгновение он жмурится, если бы птицы не улетели отсюда из-за пожара, они бы огласили бы пляж своим испуганным клокотом. Зим корчится и кренится. Первый блин комом, по крайней мере теперь Зим подумает дважды, прежде чем делать резкие движения. Стрельбе не учат в школе, поведению в экстремальных ситуациях, не учат торговаться и предавать. Лишь в особых случаях социализация делает из тебя озлобленного параноика. Так или иначе, Лонсдэйл дергает затвором, ощущая благоговение схожее с видением божественного лика особо набожным индивидом. И в этот раз у него получается лучше. Еще один оглушающий хлопок, корпус едва ощутимо напрягается из-за отдачи. Он немного не рассчитывает, целясь прямо в грудную клетку Джона, но попадает ниже. Ему кажется, он видит, как на животе Тилмана разрастается красное пятно, или не кажется.
- На правах ведущего я вытащил Джокер, а это значит, два выстрела за один раз, - явно ждет аплодисментов, осматривается.
Если вдруг кто-то из женщин захочет с визгом бежать к ним, пожалуйста, Паркер не собирался устраивать техасскую стрельбу на почве различия религиозных взглядов. Погодите-ка… Или собирается?

В знаете, Зим всегда посмеивался над шутками о мертвых напарниках, за которых нужно мстить, о жирафах, до которых долго доходит и о коне, которого без пальто не признают. При чем посмеивался не потому, что они были действительно смешными. В реальности все совершенно иначе - либо ты жрешь пончики и заполняешь бумажки в глубоком запасе, либо рискуешь схлопотать пулю. Злодеи в жизни не толкают долгих речей перед тем, как нажать на курок, а твое благородство, пусть и оправданное логикой, оказывается бесполезным. И чаще всего можно в жопу засунуть все грандиозные планы, которые обеспечили бы тебе победу, лавры и величие в веках.
- Да, стреляй в него, - от друга, Зим не повернулся к нему, постарался не показать ничего лицом.
Бровь все же предательски дрогнула, это было последнее, что он хотел слышать перед смертью.
- Ладушки, - хотя нет, кажется, вот это было последним, что он хотел услышать перед смертью.
Паркер выстрелил, как того и следовало ожидать. Хорошо. Зим смотрел ему в лицо, стоя левым боком, ветер дул детективу в спину, Лонсдейл не профессионал, даже если учитывать все, что ему уже удалось сделать. Столько крови, столько напрасных смертей. Интересно, он доволен результатом? А еще удивительно, о чем думаешь, когда знаешь, что в тебя только-что выстрелили и ты сейчас умрешь. Ни о чем.
Пуля попала в левое предплечье, прошла через мягкие ткани и остановилась где-то внутри, не прошла навылет. Зим был слишком занят острым резким приступом боли, чтобы понять, задела ли она кость. Он сжал зубы и взвыл, падая на песок на спину, корчился на земле сжимая раненую руку.
Те, кто считает, что в главный герой в фильме может быть подстрелен, а затем встанет и нормально продолжит дальше драться. глубоко ошибаются. Те, кто хотел бы получить сравнение этой боли с какой-либо другой, просто пусть знают, что это адски больно. Сквозь собственные клокочущие или рычащие звуки (разобрать сложно было), сквозь выступившие слезы, Зим расслышал четко и ярко второй выстрел.
Он повернул голову и увидел как  Паркер попал в живот Тилману.
- Нееет! - клише?
Скорее утраченные надежды, миг, в который становится совершенно очевидно - сейчас Паркер добьет его самого, а потом примется за женщин. Зим не мог оторвать глаз. Паркер, это нечестно! Паркер, я убью тебя! Паркер,  мама не учила тебя держать слово? Также абсурдно, как его предыдущий план...смысла нет ни в чем, так зачем же себя сдерживать? Зим улыбнулся, засмеялся, перекатываясь на спину и слегка приподнимаясь. Он посмотрел на подростка уже сидя, внятно и отчетливо сказал:
- Браво! - поднялся на колени и принялся хлопать себя здоровой рукой по бедру, имитируя аплодисменты.

--- Прибрежные воды ---

Без киношных криков «Ноооооу!», без кулака, устремленного в небо, без желаний отомстить. Просто выбралась на берег, задыхаясь после длительных усилий, и, слегка пошатываясь, побежала к упавшему мужчине. К одному из.
- Джон? – наверное, лицо сейчас исказила гримаса не то боли, не то досады, а в горле появился большой колючий ком, который мешал выдавливать из себя слова, а ведь хотелось так много сейчас сказать.
Она склонилась на Тилманом, провела ладонью по лбу мужчины, уткнулась носом на пару мгновений в его щеку, но тут же отстранилась.
- Ну, что же ты? Сколько можно меня бросать? Не закрывай глаза, слышишь? – пальцы в его крови, теплой и жидкой, если бы она только могла закрыть рану, остановить кровь…Сначала Джиа, теперь он.
Женщина клялась себе не плакать, чтобы он не видел, что всё настолько плохо. Но ведь Джон – военный, он и сам, наверняка, понимает что к чему сейчас. А Кристина ничего вокруг и не видит – только его красивое лицо, которое медленно покрывает чертова бледность.
Она взяла его руку и крепко сжала, не отводила взгляда от его лица, смотрела в глаза – где еще тлели искры угасающей жизни, она вытекала из него, словно бордовое вино из разбитой вдребезги бутылки.
Не смогла, не уберегла…Сама отказалась когда-то, теперь же пожинай плоды. Смотри, как он умирает у тебя на руках, смотри, как закрываются его обычно хитрющие лукавые глаза, смотри, как грудь вздымается всё судорожнее…
Прижалась губами к щеке, чувствуя, как слезы вытекают из сузившихся глаз, прошептала на ухо:
- Я люблю тебя, - и вновь прижалась. Прощалась. Извинялась. Всё как полагается. Как принято у людей. Всё отошло на второй план. Любая смерть. Любые прегрешения. Малолетний серый мыш с пистолетом в руке. Умирающий Зим, ставший ей другом за эти дни. Лора, с которой они столько пережили рука об руку. Какая теперь разница, если умирает он?

Паркер ни на секунду не сомневался в своих действиях. Он знал, что его поведение не результат глубокой душевной травмы, нанесенной в детстве, тем более не было таковой и в сознательном возрасте. Его родители обходились с ним хорошо. Лонсдэйл не особо расстроился, узнав об их гибели. Пожалуй, он в какой-то мере был фаталистом, таким, какой не выбирает свое мировоззрение, но рождается с ним. Ну, случилось так, чего поделать. Его тетушка, впрочем, тоже заботилась о нем, нельзя сказать, что с огромным рвением и самоотдачей, но она, наверное, тоже была в какой-то мере фаталисткой, принявшей попечительство над Паркером как должное. Она, наверное, сказала бы «Ну, что поделать», узнав об убойной дозе снотворного в своем стакане.
Лонсдэйл кашлянул, прочищая горло.
- Видишь ли, Тереза, - тоном занудного преподавателя начинает он, - я ни на секунду не прекращал размышлять над своими поступками. Деньги и слава вовсе не то, что я мог бы получить после всего этого. Кстати, я более чем уверен, что на долю секунды, но у некоторых людей могла настать такая ужасная фрустрация, что после всего дерьма пережитого им даже пяти копеек не дадут.
Паркер смеется, вымучено, потому что у него совсем нет желания радоваться. Есть чувство удовлетворения, ведь почти все завершилось, и пока ни одна вещь не пошла наперекосяк. Разве что поджог острова был сюрпризом, хотя по теории вероятности… Абсолютно все что могло, уже случилось.
- Жалко у пчелки, но у тебя нет ни капли сострадания ко мне. Есть непонимание, и я даже не берусь осуждать тебя. – Он шмыгает носом. – Уж точно не я, не сейчас. Что будет дальше? Не знаю. У Зима еще не раз аукнется дырка в плече. – Задумчиво говорит он. Это наука, дети, с уверенным видом нести жуткую чушь.
Лонсдэйл беззаботно приставляет дуло пистолета к подбородку и чешет нагретым металлом кожу. Очень интересное ощущение. Ни с чем не сравнится. Он игнорирует слова о власти. Мораль делает человека тем, кто он есть. Убить, безусловно, может каждый. Что его останавливает? Не власть над своим телом или разумом, а страх, сковывающий по рукам и ногам. Разве может говорить о власти испуганный до соплей индивид? Что он сделал? Лишь доказал что многие имеют инстинкты превыше морали? Что-то первобытное, в крови, что сильнее воспитания. Паркер скромно мнется на месте. Его заслуга очень преувеличена.
- Что касается Тилмана, у меня есть плохой прогноз. О, привет, Кристина.
Лонсдэйл машет Блэкфорс пистолетом в знак приветствия. Паркер вздыхает, снова осматривается, но в этот раз он не ждет одобрительных оваций или чего-то такого. Он все ждет, когда, по теории вероятности, в кульминационный момент наконец появится хоть кто-то, кто заберет этих бедолаг под крылышко, и пообещает что больше такого не повторится.

Отредактировано Parker Lonsdale (2013-02-26 01:11:47)

Тереза пыталась достучаться до Паркера, а сбоку от неё разыгрывалась драма.
Джон Тилман никогда не был для нее примером для подражания или образцом доблести и чести. Но он был человеком, заслуживающим уважения. В нём был некий стержень, который притягивал к Тилману людей - Тереза видела это по островитянам, она видела это и по Джейкобу. Не нужно было быть доктором Уолтером, чтобы понять, что Тилман был эгоистом (что он и доказал минутой ранее) и он любил себя настолько сильно, что и заражал этим остальным. И только что он умер.
А Кристина... кажется, из всех на острове она пострадала больше всех. Раненая, провалялась в медицинском шалаше с королевой драмы, потеряла лучшую подругу, потеряла любимого мужчину. За время, проведенное на острове, связь между Блэкфорс и Тилманом не заметили, кажется, только Блэкфорс и Тилман.
А сейчас Джон умер у нее на руках, и Тереза, бросив лишь один взгляд на лицо Кристины, ужаснулась. То, что произошло сейчас, было страшнее целой игры, было страшнее всех возможных смертей и страданий, которые они пережили и которые не переживут. Это была трагедия без исхода.
И Тереза чувствовала себя тем гаже, чем отчетливее осознавала: она радуется, что это произошло с Кристиной и Тилманом, а не с ней и Джейком. Все-таки люди - эгоистичные сволочи, и не Паркер заставил их быть такими.
- Жалко у пчелки, но у тебя нет ни капли сострадания ко мне. Есть непонимание, и я даже не берусь осуждать тебя. Уж точно не я, не сейчас. Что будет дальше? Не знаю. У Зима еще не раз аукнется дырка в плече.
Тереза так напряженно смотрит на него, что яркое пятно на горизонте - Паркер стоит спиной к океану и не может видеть - не сразу привлекает ее внимание. Но вот взгляд скользит вбок, и Тереза не верит ему. Кажется, кроме нее пока никто не замечает корабля вдалеке. Возможно, потому, что его и нет? Это мираж, галлюцинация, выдумка воспаленного сознания. Они так долго ждали помощи, что она не может появиться вот так просто, как бог из машины.
- Зато я знаю, что будет дальше, - она не находит что сказать и говорит единственное, в чем не уверена.
Все портит Зим. Тереза слышит его голос над своим ухом, очередной героический план, очередное самопожертвование, которым она сыта по горла. Меланхоличная обычно, наконец она не выдерживает всего этого рыцарства и взрывается на фразе:
- Беги!
Тереза разворачивается и с силой толкает его в ответ - кажется, даже задевает больное плечо. Она взбешена - так, как никогда в жизни. Ей страшно и одновременно она знает, что там, на горизонте, есть корабль. Что-то фантастическое происходит. И одновременно с этим есть вещи, которые Зим до сих пор не удосужился понять.
- Да ты затрахал меня со своим самопожертвованием! - выкрикивает она ему в лицо, словарный запас Джин Сиберг приходится очень кстати. - Пойми наконец - я тебя никогда не брошу!!!
Она не собиралась говорить последнюю фразу - та сама как-то сорвалась с языка. Но это было не важно и вряд ли кто-то обратил на это внимание - потому что от океана послышался рев мотора. Тереза несколько секунд, широко раскрыв глаза, в шоке и ужасе смотрела на Джейкоба, а потом обернулась на звук. Он приближался, и теперь даже Паркер должен был обратить на него внимание. Повернуться. И увидеть на горизонте спасательный корабль.
А для Паркера это могло значить что? Тут два варианта - либо все идет по его плану, либо его план полетел к чертям.
- Паркер... - еле слышно говорит она. - Нет...
Тереза сама не знает, против чего протестует, но однозначно: то, что сейчас рождается в голове мальчишки, ей не нравится.

И только, когда он, превозмогая боль, улыбнулся, Кристина Блэкфорс поняла, что это всё. Ничего не будет хорошего, ничего не будет плохого: всё, что могло случиться - случилось, и жизнь течет дальше, а для них двоих – уплывает из рук и больше ничего и не хочется. Просто остаться здесь, рядом с ним, провожать его - сильного и смелого, далеко-далеко, забыв обо всем, что сейчас так не вовремя окружает. Не было Паркера с пистолетом, не было двух блондинок, каждая из которых боялась за что-то свое, не было Джейкоба, ощущающего неимоверную боль в простреленном теле. Только она, сидящая на коленях, и он, бледнеющий и пытающийся слабо улыбнуться. Говорящий слова любви, и они лишь усиливают ту душевную боль, которую она испытывает, понимая, что ничем - абсолютно ничем - не может ему помочь.
- Ты должна выжить.
Кристина подняла голову и заглянула ему в глаза. Джона Тилмана больше не было здесь. Последний вздох его расстворился в горячем воздухе, а глаза застыли, глядя в никому неведанную даль, куда-то выше облаков. С губ женщины сорвался судорожный всхлип, и она тут же прижала ладонь ко рту, чтобы помешать рыданиям вырваться из груди. Несколько
мгновений, дрожа и беззвучно плача внутри себя, она смотрела на лицо мужа, на его черты, которые ей никогда не забыть, слышала его голос, который будет ее преследовать еще долго, пока она не испустит дух. А затем она отняла ладонь и прикрыла ею его веки, оставшись сидеть, не делая попыток подняться и попытаться сбежать. Мир вокруг не остановился, как бы ей того ни хотелось.
О, привет, Кристина, - донеслось внезапно до ее сознания, и глаза женщины непроизвольно расширились, во взгляде мелькнуло нечто безумное, и мысленно она уже представляла потоки крови, в которой Паркер захлебнется, когда она доберется до него. Потоки его собственной крови.
Но ни слова не произнесла она, ни взгляда не бросила на сумасшедшего подростка, возомнившего себя Господом Богом, и с места не сдвинулась. Ничего. Просто продолжала сидеть рядом с Джоном и держать его за руку. А почувствовав прикосновение руки Лоры к своему плечу, вздрогнула, словно очнулась ото сна. Бросила непонимающий взгляд на подругу из-за плеча и вновь отвернулась.
- Крис, ему уже не поможешь,
- Убирайтесь к черту, - сквозь зубы прервала датчанка пытающуюся образумить ее Лору, хотя понимала, что та на ее стороне - Лора хочет ей добра. Но Блэкфорс уже не нуждалась во всем этом сраном дерьме, которым ее пичкали заботливые друзья, никаких утешений ей не нужно, никаких слов понимания - к черту всё! Пусть горит ярким пламенем и покрывается
черным дымом, как деревья, уходящие вглубь острова. И кажется, что Лора действительно отправилась к черту. По крайней мере, рука на плече исчезла, а слова вновь доходили до слуха плохо - вот и хорошо, так будет лучше.

Спустя какое-то время после ранения, в особенности если это время было насыщено событиями, боль отходит на второй план. Рукой все также невозможно двигать, глаза все также слезятся, а дыхание затруднено облаком пепла, нависшим над джунглями, и запахом гари, дошедшим уже до береговой линии.
Зим собирался с силами для рывка, а получил толчок в бок от Терезы. Сознание сковала боль, он рухнул на правое колено, прижимая руку к туловищу, ладонью прикрывая кровоточащую рану. Эта боль вернется, усилится стократно спустя некоторое время, когда все будет кончено для каждого из них.
Мог ли он знать, сидя в жарком офисе в среду утром, когда секретарша привела мистера Грина, а тот, в свою очередь, оставил подарок в виде билета на Карибский круиз, что все обернется именно так? Мог ли предположить, что юношеские убеждения, воспитанные еще родителями, а затем академией, защищать, помогать и жертвовать окажутся полнейшим бредом и обернуться неудачей вплоть до самого конца?
- Да ты затрахал меня со своим самопожертвованием! - Тереза была честной с ним, жаль только Зим не воспринимал ее слов, потому что все, что он чувствовал, сводилось к боли.
В конечном итоге, все мы эгоистичны, все мы ищем мысли, которые успокаивают и греют нашу душу, тщеславие, теории заговора - все, что угодно. На этом острове было много людей, которые заслуживали жизни и стремились выжить куда больше, чем сама Тереза. Какова же была вероятность, что...
- Пойми наконец - я тебя никогда не брошу!!!
...что все изменится настолько круто.
Зим постарался расслабиться, постарался отпустить руку, хотя казалось, чем сильнее он будет прижимать ее к туловищу, тем меньше будет вытекать кровь из его усталого тела.
На фоне звука мотора спасательного катера все казалось бренным и каким-то менее значительным. Выстрел, прозвучавший рядом уже был не таким важным событием в связи с тем, что все скоро закончится так или иначе. Зим повернулся посмотреть на труп в луже собственных мозгов и крови только затем, чтобы убедиться в правильности своей догадки.
- Не бросай меня,-  хрипло проговорил он, глядя на береговую линию. где высаживались спасители, обращаясь к Доэрти.
- Пожалуйста, не отходи от меня, - это не звучало жалобно или покровительственно, это звучало как признание, как предложение.
Кто бы мог подумать, что за внешней пеленой бравого защитника слабых и угнетенных скрывается человек, который, возможно, больше всех нуждается в опеке. Наверное, все. А, может быть, и никто.
Здесь на острове эта потребность стала вопиющей, гротескной. Здесь он нашел толпу людей, которым мог помогать, компенсируя свои страхи, здесь он нашел напарника, которого потерял в перестрелке, перенося события далекой реальности в Майями на случай с Мод Уильямс. На острове Джекоб придумал друга и будет помнить его как лучшего и единственного, здесь он получил то, чего так жаждал и то, чего не пожелал бы никогда, будь он в здравом рассудке и трезвой памяти:
- Тереза...
Веки не закрывались только потому, что он боялся моргнуть, потому что тогда люди, бегущие к ним от берега могла исчезнуть. Пересохшие губы дрожали, Зим смотрел вперед, стоя на коленях.
Все закончилось и сейчас нужно бы чувствовать облегчение. Но что будет завтра? Через неделю? Через год?
Он никогда не будет прежним.
Остров навсегда останется с ними.

[mymp3]http://sacramentomuz.narod2.ru/Someone_purer.mp3|***[/mymp3]
- Убирайтесь к черту.
Не время разыгрывать дешевые драмы, рыдая на плече убитого супруга, могла бы сказать Лора, там же катер, нас спасут. Он умер и уже ничем не поможешь.
Лора каждый день (до этого чертового круиза!) разрезала и зашивала людей. Она ни разу не нашла чего-то, похожего на душу,  не верила в загробную жизнь и все такое прочее. Кристине наверное было бы легче верить в то, что когда она, старая и немощная, будет умирать в своей постели, в райских кущах Тилман уже будет ждать ее, да только это, конечно, было не так. После смерти нет ничего, и люди, чьи тела горели в пожаре или разлагались под землей всего за пару дней нахождения здесь, доказывали это наглядно. А за ними, за горсткой людей, стоявших на берегу, шло спасение, и сейчас было бы очень неосмотрительно умереть - на пороге освобождения от этого ужаса.
Прозвучал еще один выстрел и Лора зажмурилась. Зим? Тереза? Я сама?
Паркер. Мозги его разлетелись по пляжу, и это, честное слово, было даже красиво - если вы обладаете извращенным чувством вкуса. Лоре капли крови на всем, до чего взгляд дотягивался, показались очень даже поэтичными, она зачем-то потрогала губы руками, потом согнулась в три погибели, и ее вывернуло наизнанку. Кажется, я больше не буду хорошим врачом.
Зим и Тереза, кажется, в чем-то объяснялись друг другу - слов было мало, но с каких это пор слова стали самыми важными вещами в этом мире?
Кристина на песке возилась со своей разбитой жизнью. Паркер очень харизматично валялся на песке, продемонстрировав всем вокруг содержимое своей головы, Лора кое-как поднялась с корточек и отряхнула грязные колени от песка.
Катер приближался с громким шумом. Люди в джунглях, если остался еще кто-то живой, доживали свои последние секунды. Тела Тони и Билли, Неда и Эрики, Сократа и того мужчины, который понадкусывал свою подружку, обугливались в жаре пламени, и Лора думала, что жизнь на самом деле - очень дерьмовая штука. Но какой бы дерьмовой она не была - ее не хочется прекращать, и если что-то в голове блондинки еще и осталось, то это было стойкое желание выбраться с острова. Обидно было бы умереть здесь, потому что этому проклятому месту уже хватит крови.
Жизнь продолжается. Неизвестно, что станет с ними дальше, как дальше они все будут жить. Это не важно. Жизнь продолжается.