Наконец-то перестал быть размазней.
Терезе не нравилось, когда с ней разговаривали так, чтобы не ранить чувств. Ей автоматически хотелось сказать что-то гадкой, пробудить в человеке настоящую и искреннюю реакцию – примерно это сейчас и произошло.
Она дернулась в сторону, когда рука Джейкоба коснулась её лица, но не ушла – молча смотрела в глаза, гадая, что же такого он ей скажет.
- ...не собираюсь искать другую игрушку. Зачем? У меня уже есть ты, - Но я не игрушка.
Здесь бы в пору добавить «я живой человек, у меня тоже есть чувства» - но кого это волнует? Терезу аж передернуло от этой избитой и тривиальной фразы. Она лишь изучала лицо Джейкоба, на котором отражались не виденные ею раньше эмоции: странная сосредоточенность, никаких улыбок, лишь твердость.
- Договорились, - она не уточнила, о чем именно: о том ли, что убьет Зима или себя, о том ли, что покончит с собой, повесившись, или не станет трогать аптечку.
Сигнал в небе над ее головой не интересовал Терезу, и пока Зим разглядывал его, она сделала несколько шагов назад, увеличивая расстояние между ними.
- Я догадываюсь, за кого ты меня принимаешь, и не буду пытаться переубедить. Ведь, по сути, это не так и важно, - спокойно и как-то устало заговорила она. – Но ты ошибаешься.
Я не избалованная девчонка, которая мается от скуки и пытается сыграть королеву драмы. Это было бы слишком просто. Самое легкое решение – неправильное решение, самый легкий ответ – не верен.
Говорят, что своим поступком самоубийцы пытаются привлечь к себе внимание и попросить о помощи. «Люди, заметьте нас! Поймите нас» - как бы говорят они. Тереза, наверное, была исключением. Ведь она не пыталась объяснить свое мировоззрение, чтобы облегчить его понимание. Она изначально исходила из тезиса, что понять её не сможет никто.
- И я сама знаю, что попала в беду. Что дерзость, презрение к окружающим и нигилизм меня никак не украшают, я поняла сама. Но это единственное, чем я могу быть — либо так, либо никак.
Казалось, впервые за время их знакомства она говорила, не пытаясь его оскорбить или спровоцировать. Она просто объясняла.
- Я же не бегаю по острову с криками, не истерю и не веду себя как сумасшедшая. Я не хочу говорить о своих проблемах или винить в том, что никто не понимает, как плохо мне живется. Вовсе нет. Я существую так, как могу.
И это было действительно так. Вряд ли Зим догадывался, что ей было физически сложно разговаривать с людьми, двигаться и делать элементарные вещи вроде «надеть джинсы, расчесать волосы». Это была борьба, постоянная, непрекращающаяся борьба с меланхолией, с желанием лечь и не двигаться. Если бы не это и не препараты, она была бы полной амёбой. Бывали дни осложнений, когда даже глаза открыть было непреодолимой задачей, и Тереза не вылезала из постели. Аманде приходилось на своих руках относить ее в ванную, устанавливать капельницу – потому что есть Тереза тоже не могла – и делать многие неприятные процедуры.
Джейкоб этого не знал, да и не должен был. Такие вещи не объяснить психически нормальным людям – это все равно что человеку с нормальным зрением пытаться представить, как на мир смотрят дальтоники, больные дислексией или собаки. Тереза это очень хорошо понимала и не пыталась.
И то, что, просыпаясь, ей нужно было заново собирать себя по клочкам, оставалось с ней. В конечном счете, каждый из нас живет с тем, что выпало, и перекладывать свой груз на плечи другого как минимум нечестно.
Да, Джейкоб был совершенно прав. Ей плевать на других людей. Не потому, что она эгоистичная рок-звезда, привыкшая к тому, что мир вертится вокруг нее, или взращенная на родительстких деньжатах выскочка. Просто Тереза не может думать о других, когда все силы уходят на то, чтоб быть собой. И с собой. И вообще – быть.
Такую жизнь она заслуживала? О такой участие родители мечтают для своих детей? Нет. И она так устала от этого…
- Не мешай мне, - она отвела взгляд в сторону и теперь смотрела на волны, набегавшие на берег. – Не нужно заботиться, оберегать, контролировать и постоянно спрашивать, в порядке ли я – я не в порядке, но ты с этим ничего не можешь сделать. И если тебя это успокоит, то даю слово: сегодня я не буду пытаться покончить с собой. У меня на это просто нет сил. Единственное, чем ты мог бы помочь – дать мне лекарства, потому что мои остались на лайнере. Валиум, феназепам, прозак, - она перечислила еще семь названий, прописанных ей. Список был красноречивым.
Она говорила так адекватно, что трудно было поверить, что ей действительно нужны эти лекарства. Закончив перечислять, Тереза равнодушно добавила:
- Но ты не найдешь их здесь, даже не пытайся. Они отпускаются по рецепту, а в аптечке из шлюпки я уже проверила. Если только здесь нет наркоманов или таких же, как я, психов. Но вряд ли они станут делиться.
Она медленно пошла назад, оставаясь лицом к Зиму.
- Поэтому я говорю тебе: твои усилия ничего не стоят. Ты зря тратишь на меня время. А ведь у тебя, да и у всех здесь, его осталось очень мало.