Паркер и не рассчитывал, что Доэрти кинется с расспросами и объятиями после его заявления про говно. Интересно, какое слово было ключевое, наверное, захлебнулся. Но этим Тереза ему и нравилась, она не была похожей на других, из них были и совсем редкие экземпляры, но и у тех притупленный инстинкт материнской заботы, так или иначе, всплывал. А Тереза такая, вау, круто, парень, иди попробуй еще разок.
Он неловко пытался прочитать ее маловыразительную мимику, но глаза едва выдали ее.
- Что там было такое ужасное? – Искренне заинтересованно спрашивает Паркер. – Моллюски в лифчике? – Пауза. – И они попали туда не сами?
Паркер притормозил, сжал ладонь в кулак и показушно три раза постучал себя в грудь.
- Я найду того, кто это сделал, и пожму ему руку.
Пусть она не воспринимает это за оскорбление, но даже моллюски не расшевелили бы сильфа по имени Тереза Доэрти. Вообще чудная она женщина, дважды чудная, сначала с ударением на «у» а потом на «а». Паркер отставал на несколько шагов, сверлил спину Терезы взглядом, а в голове было пусто. Хотелось задать самый из идиотских вопросов «ну неужели ты совсем не скучала по моему великолепному чувству юмора и обаянию?», но сдержался.
- Я вдруг испугался, что я превращаюсь в одного из захватчиков, - хмыкает Паркер. – Решил узнать, не оккупировали ли они твои мозги.
Он поравнялся с ней, то и дело осматривался вокруг. Хаос и чад кутежа, деструктивность такая была присуща лишь панк концертам и хардкор тусовкам, наверное, это то, чего не постеснялся позаимствовать у природы человек. Не хватает только пьяных в хламину патлатых декадентов, тут и там, страдающих морской болезнью при одном упоминании о выпивке. И почему ему приходят в голову такие странные сравнения?
- Самое ужасное, что они могли бы сделать, лишили бы тебя этого замечательного сарказма. Какая была бы потеря!
Паркер смотрит на нее совсем щенячьими глазками, подтверждая правдивость своих слов. Он, даже было, немного накренился в ее сторону, но тут же возобновил дистанцию.
- Как ты переносишь эту страну чудес? Голова не болит?

- Ладно, глупо пошутил. – Озвучил он, известную им двоим, истину. – Я думаю, тебе пойдут клешни.
Паркер постарался сдержать смех, хотя все приобретало какой-то неестественный оттенок. Вроде как, когда знаешь о чем надо говорить, но оно вдруг становится неуместным. В целом, если так подумать, не быть в трауре и демонстративно не рыдать есть высшая форма неуважения к самой вселенной. Но у всех другие планы, например, не смыться вместе с течением.
- Вчера по моей вине погиб человек.
Паркеру много чего вспомнилось, что-то, про что он никогда не хотел бы вспоминать. Он встряхнул головой, измучено улыбнулся. Чтоб избавится от наваждения, понадобилось чуть больше времени, и снова он пытается язвить:
- Строишь планы по евгенике? – Паркер почесал за ухом. – Мы быстро прогрессирующее, нигде не отмеченное государство, почему бы и нет. Я тебе целый список накатаю, как только вспомню всех, кому следовало бы быть там. Я сам уже с ума схожу, без всякой техники, тоска.
Святая наивность собирается с духом и все же задает вопрос-догадку. Пусть развеет его сомнения.
- Кстати о, вы что с Зимом поссорились?
Настолько точно ему удастся попасть в яблочко? Лонсдэйл честно говоря даже на секунду пожалел что все же спросил. В конце концов, у него есть свои поводы думать, что все, что касается Джейкоба, будет очень неловко.

Паркер ухмыльнулся и даже махнул рукой на реплику Терезы, мол, пф, женщина, открыла мне континент. Apple каждый год заново изобретает велосипед или засовывает трубочку в зад жабы, чтоб надуть ее. Итог немного предсказуем. Квадратные колеса неподвижны, жабу постигает трагическая  участь. Поэтому Доэрти была права лишь в одном, но она очень ошиблась в его отношении к этой компании. Паркер готов было даже с огнем в глазах рассказать ей, кого он считает лучше на рынке компьютеров, плюясь слюной, не уставая вытирать ее о рукав ее футболки, но ей богу, не место и не время.
- Да я знаю. – Он опять не сдерживает жеста выражающего раздражение. - Потому что инстинкты это что-то, что крайне трудно заглушить, - немного подумав резюмирует Лонсдэйл. – Образование, знание языков, этикета, культуры, тонны прочитанных книг, годы прослушанных лекций и куда это все девается? А, да, лучше эксплицировать почему оно может пропасть, но ты знаешь лучше меня. Перед волной, рушащейся стеной, перед дулом пистолета.
Помер в нем еще и философ, думается Паркеру.
- Остается только моторная память и выработанный предыдущими поколениями инстинкт бежать, прятаться. Эволюционируй не эволюционируй, все равно получишь…
Он снова вернулся мыслями к технике, ноющая боль отозвалась где-то в области Гондураса. Его какое-то время назад даже посещала мысль сделать из песка и палочек подобие портативной приставки, но тогда он рисковал попасть в пресловутый список потенциальных сумасшедших. Поэтому, не, Паркер, не, не, не.
- Чтоб обделаться от злости хватает незнакомца, наступившего тебе на ногу, но это уже зависит от болевого порога, или что там.
Ему стало немного не по себе от прикосновений Терезы. Выкусите, единственное, что посетило голову с ужасно спутанными волосами, это сравнение со смертью, опускающей свои костлявые руки тебе на плечи. Пора, дружище. Он моргает, прищуривается, Тереза, конечно, гарна баба, но в контексте окружения, не далеко ушла от пресловутой бабы с косой.
- О, нет, я думаю, из-за тех же инстинктов, все потом опять сползутся обратно. Какая разница, будут ли они любезничать друг с другом или нет? – Он кивает в сторону бывшего, формально все еще, лагеря. – Если рядом есть кто-то, человек в опасности предложит, к примеру, пуме сожрать товарища, а сам даст дёру. Я не обо всех, ну.
Опять вспоминает о героях, действительно героях, без чувства самосохранения, а поэтому непонятных ему. К сожалению, у него инстинкты превышают мораль, та, покашливая, скромно мялась в углу сознательного.
- Знаешь то ты все, - он не удерживается и прижимает указательный палец ко лбу Терезы.

Паркер с тоской кивает. На принципе исключений из правил и делаются великие открытия, а на каждое действие есть противодействие. Иначе все было бы очень топорно, линейно и скучно. На что бы был похож мир заселенный такими, скажем, как Тереза только? Очень грустно и не интересно. Или, скажем, вселенная героев, типа Зима и еще пары чуваков которые готовы грудью на амбразуру лечь? Все переубились бы доказывая, как им не все равно друг на друга.
Ему резанула слух фраза Терезы. Брови в удивлении взлетают вверх. Ну неужели он так дешево себя позиционирует?
- А разве ты меня не опередишь? Ты старше и проворней, - невинно предполагает Паркер и смеется, прямо скажем, заливается хохотом.
Ему неимоверно весело. Рыбак рыбака. Пусть не расслабляется, Паркер не может терять такого союзника, а иначе, зачем ему угол, чтоб сидеть там одному. Тем временем Терезу заносило. Не сказать что ему не нравилось самому рассуждать на тему религии, особенно религии. Это куда любопытней разборок политического характера. Там замешаны люди, там по определению конец немного предсказуем.
- Я слыхал, Иисус был черным.
Были бы они сейчас в каком-то гетто, их убили бы на месте, без разбирательств, шуткуют они или серьезно. Впрочем, сейчас у них есть немного времени выпустить пар, пока к ним не прислушиваются.
- Жопу простудишь, - предупреждает Лонсдэйл и сам опускается рядом.
Он пока никуда не спешит, никуда ему не надо, так что, свой глютеус он, пожалуй, тоже поставит в опасность.
- Система не более чем продукт созданный человеком. – Он делает умную паузу, поднимает в назидание указательный палец. – А человек что? Правильно, тварь не идеальная. А еще хуже то, что человек склонен делать что-то изначально хрупкое. В частности это как криворукий программист, пишущий код. Потом, значит, он сидит, сокрушается, почему его программа не пашет. Но думает, что все сделал правильно, и так по кругу. А все потому, что он криворукий, такие дела.
Паркер вздыхает. Как будто годы воздержания в удовольствии потрещать сейчас рвались наружу.
- Для примера еще, мы с тобой, недовольные этой программой пользователи. Но в силу того, что создатель кода идиот, у нас есть два выбора, либо пользоваться этой постоянно глючащей херней, либо искать другое обеспечение. – Лонсдэйл разводит руками. - Но, черт, другое обеспечение такое же уязвимое, с кучей ненужных примочек, не дающих ничего кроме перегрузки процессора. И получается, что нам надо стать дикарями, которые отказываются от любой системы.

- В хаосе есть устоявшийся алгоритм, - воодушевленно Паркер пальцем водит по песку, вырисовывая известные только ему схемы.
Он не проходил этого в школе, проще говоря, то что он сейчас пытается изобразить никогда не включат в школьную программу. Его теорию. Доказанную до него, теорию динамического хаоса. Хотя он не может сказать, что именно это соответствует его картине восприятия, у него сейчас проворачивается что-то посложнее уже известного. Или попроще. Но факт остается фактом, с горящими глазами и воодушевлением безумца Лонсдэйл вдруг снова ощущает себя живым.
Сейчас он пытался систематизировать то, что творится у него в голове. Упорядочить. Построить следственно-причинную цепочку. Тереза сейчас послужила для его разума катализатором. Ее слова стали триггером. Если когда-нибудь он откроет новую теорию, подкрепленную практикой, он обязательно посвятит ее в музы. Ну, по крайней мере упомянет об их унылых разговорах. Все это возвращает его в первый день на острове. Это хаос! Это анархия!
- Анархия это хаос, - с запалом говорит Лонсдэйл, - хаос подчиняется первоначально заданным условиям, он куда более предсказуем, чем другие системы. Лишь маленькое изменение сможет привнести что-то другое, а эти изменения чаще всего встречаются в обычном строе социума. – Он зло стирает то, что получилось. Не то, все не так. На коже неприятное ощущение мокрого песка. – Я к тому, что все правила – это сплошные исключения из них, тут такой замкнутый круг, что у меня сейчас материнская плата перегорит, если я попытаюсь проникнуть глубже, в саму суть.
Ему хочется упасть, обессилено, но погода не предрасполагает. Если бы он мог, он еще сильнее повторил бы их первую встречу, и было бы такое ужасное дежа вю, что даже Терезе пришлось бы признать. В этом что-то есть.
- Экзистенциальная печаль. – Он вдруг делает дурное лицо и пытается изобразить тон наркомана героинщика. – Чувак, брось это дерьмо, экзистенция убьет тебя, ехехе, - смех растамана.
Довольный своей пародией он замолкает и прыскает. Его юмор не стал лучше, но оперируем богом данным свыше. Сам старик, если подумать, тот еще анархист.
- Как только у нас будет киберпанк пространство, можно будет поэкспериментировать. Я бы отрекся от своего ума и стал бы, например, уборщиком, ты бы меня завербовала? – Паркер смеется. – В каждом заурядном уме еще больше гениальности чем в моей черепушке.
Лонсдэйл думает, еще сильнее и напряженнее чем над схемой динамического хаоса. Математике и физике далеко до человеческих наук. В той же физике больше хаоса, упорядоченности и предсказуемости чем в людях. Поэтому он не любил людей. Но, странное дело, к себе не испытывал никаких негативных эмоций, даже будучи человеком, в отличии, даже вот, от Терезы.
- Это будет еще одна ступень, рано или поздно ее перешагнули бы, ох – он ерзает задницей по песку, - на самом деле ее давно преодолели, я б даже сказал, перепрыгнули. Тут люди убивают людей, а к кабанчику ощущают жалость. Чем вот, не анархия?
Господи, что я несу?

- Это частности, если задумываться о каждой смерти, жалеть всех, самого может не хватить.
Жизнь вообще дерьмо то еще.
- В теории я убил бы своих родственников, чтобы выжить, - мрачно говорит Паркер. – Но это только теория, когда наступил бы момент что-то делать, - он разводит руками, кривит губы с улыбке, - то, наверное, я струсил бы. Но это все предположения. Посмотрим, что будет на деле.
Может, он звучал совсем уж бессердечно, но доля правды в его словах была. Слова и действия, они очень отличаются, можно сотню раз сказать что тебе жаль, но будет ли это истиной? Он видел много фильмов о том, как добряки сходили с ума, пытаясь выжить, они ели по кусочкам себя, убивали тех, кто сильнее и приспособленней, доказывая свое право быть. В этом ли их вина? Возможно, но нельзя рассматривать действие вне контекста ситуации.
- Я такой же, Тереза, мне от этого не легче.
Он щурит глаза, всматриваясь в горизонт. Постепенно непогода утихает, надолго ли? Ему представились обломки лайнера, взбухшие из-за воды и естественного разложения трупы, и его передернуло.
- Ну, знаешь, как говорят, мертвецам не поможешь. С Мод была ужасная случайность, поэтому ее история у меня вызывает немного больше сочувствия. Знаешь, ирония такая, спастись от бедствия, масштабом напоминающего локальную катастрофу, чтоб потом быть пристреленным сумасшедшей бабой.
А ведь он тоже мог бы быть на ее месте, если бы немного не переигранный сценарий, когда в силу возраста и неопытности его финал был бы предрешен. Поэтому его тогда и «отстранили», прекрасно понимая, что он был бы первый, кто схлопотал бы порцию свинца. Но это не милосердие небес, всего лишь стечение обстоятельств. Должен ли он ощущать некоторую вину?
- Если выживем, закурю, - почему-то говорит Лонсдэйл.

- Это очень мило с твоей стороны, Тереза.
Совсем не язвит. Он и сам оценивал свои шансы очень высоко, хотя бы потому что «молодой организм» и все дела. И молодые мозги. Не такие как у других. Но нельзя недооценивать сильного. Медлительный хитрый рано или поздно очнется со свернутой шеей. Но на то он и хитрый, чтоб не допустить этого.
Паркер приподнимается вместе с Терезой. В отличии от нее, ему не надо было вглядываться, чтоб понять что смерть за ним пришла. Паркер хорошо сумел скрыть свое удивление, вовремя прикусив язык и не воскликнув что-то вроде «трупы ходят».
- Допустим, частично. – Лонсдэйл не сдерживает дурной улыбки.
Ох, он не говорил Терезе разве, что не сам тонул в дерьме? Как неловко! Неловко будет если сейчас, с виду хиленькой, но будьте уверены она его удушит, ручки Джин сомкнутся на его курячьей шее. Ох, ему влетит, ему влетит хуже, чем может себе представить любой подросток. Странное дело, ему даже не страшно, ему не страшна ни Джин, ни ее действия. А вот мертвец, вдруг решивший ожить, хотя и он не делает ему большой погоды. Пожалуй, это будет даже забавно. Но сейчас меньше всего он хочет попасть под горячую руку.
- Ладно, я схоронюсь где-то, а там посмотрим.
С несвойственной ему поспешностью и юркостью Паркер уходит. Надо пойти покормиться чем-то, только сейчас ощутил, как хочет жрать. Готов даже песок пожевать, лишь бы стало легче.

ОТЫГРЫШ ОКОНЧЕН

То, что творилось в лагере, когда группа вышла из джунглей было сущим бредом. Обвинения, подозрения, оправдания.
Шепарду совершнно не нравилась позиция его защитников, которые даже нашлись сами собой. Более того, он был удивлен, что Серджио так же ему поверил. Хотя бы отчасти, хотя он ведь и не обязан.
Никто не обязан и не должен был ему верить, - именно такая сложилась оценка у Шепарда, принимающего происходящее за норму. Он , правда, никогда не любил подобные споры и конфликты, и тем более, не любил быть самим предметом спора, словно обвиняемый на голосовании. Впрочем, кто сказал, что было иначе? Так или иначе, Джек вообще себя никак не поставил: он не оправдывался, потому что считал это бесполезным занятием, но и не навлекал на себя обвинения, не признавал их, и не поддерживал. Однако была и еще одна загвоздка - Джек поставил себя так, что напомнил почти всем о том, будто ему все равно - выберутся они все отсюда или нет. Откровенно говоря, так и было. Шепард перестал надеяться на спасателей, на самолет, на лодку, на все, что могло бы вывести их из Острова. Более того, за то время, пока он был в джунглях, ему вдруг захотелось остаться. На мгновение, но захотелось, а потом эти мгновения повторялись, пополняя собой общее желание мужчины. А причиной этого желания был... риск. Пока Джек бродил по джунглям, он не видел и не слышал ничего, что представляло бы особую и серьезную опасность для жизни, не встретился с угрозой лицом в лицо, тогда как, как теперь известно, в лагере исчезали, и умирали люди.
Мужчина прекрасно помнил годы своей службы, мелкие задания. Тогда ему хотелось больше всего посвятить себя военным силам, однако отец желал видеть в нем преуспевающего нейрохирурга. Джек тогда уступил. а сейчас, когда всего этого не было, Шепард чувствовал себя как-то слишком спокойно, точнее нет, не спокойно, а комфортно. Да, было напряжение, все внимание сосредоточено на деталях происходящего, однако на душе слишком уверенно. Как бы то ни было, Шепард предпочел умолчать о своих мыслях и ощущениях.
Жара давала о себе знать с самого утра. Мужчина даже на какой-то миг пожалел, что вылез из джунглей - так хоть и "парник", однако  все-таки в тени прохладнее. Так или иначе у него здесь была цель, ради которой он отбросил эту мысль. Взяв две литровых бутылки воды, бинты, немного медикаментов и найдя женские щипцы, Джек направился к уже просыпающейся Валерии. По дороге к ней он прихватил с собой фруктов и со всем своим "инвентарем" приземлился рядом с русской.
- Доброго утра. - тихо поздоровался Шепард, чтобы не привлекать к ним внимания и чужие глаза.
Валерия еще ночью отказалась идти в палату, а Джек не стал рисковать, увидев, что там творится. Лора справлялась и... судя по всему, не желала видеть бывшего спонтанного коллегу рядом с собой и лихорадящими. Сев на колени возле левой руки Волковой, Джек поднес к ней раскрытые ладони, на которых уместились неуклюжей горкой фрукты в виде пары манго и еще чего-то.
- На голодный желудок нельзя - сознание будешь ловить долго.
Пока Лера возилась с фруктами, мужчина вымыл руки и начал аккуратно прощупывать руку.
- Мда... - выдохнул Шепард.
Кожа вокруг пули набухла и говорила о том, что явно ей свинец не по душе.
- Нужно было все-таки делать вчера.
Облив кожу Леры холодной водой, мужчина отдал ей вторую целую бутылку. Обезболивающего не было, а вытаскивать пулю - дело не из приятных. последнее Джек уже знал на себе.
- Будет больно. - предупредил он и, взяв тонкую полоску бинта, перевязал им выше поврежденного участка. Мужчина несколько раз аккуратно прощупал мышцу девушки прямо возле отверстия пулевого ранения, проверяя реакцию, после чего передвинулся к девушке поближе. - Доедай - поставил перед фактом Джек, терпеливо ожидая, пока Лера доест этакий завтрак. Ей придется несладко - вытащить сейчас пулю будет больнее, чем это можно было бы сделать вчера, так как мышца уже реагирует на инородное тело. Но Джека больше волновало уже не это, а факт, что организм может проявить аллергическую реакцию на свинец. Вот это будет катастрофой.
Когда Лера уже откладывала кость манго и сделала несколько глотков воды, Джек перебрался ближе, садясь перед ней так, чтобы Волкова не смогла никуда выскочить, если вздумает. Болевой шок вполне себе может быть, но к этому мужчина уже приготовился. К помощи он почему-то не собирался прибегать. Держись, если что, на мое предплечье или плечо. Будет больно. Только не кусайся - пошутил Джек, хотя в этой шутке была лишь доля шутки. Мужчина был готов к тому, что она может погасить свой крик частью тела. Надо только не позволить, чтобы она прокусила себе что-нибудь. Пусть кусает майку, ткань, что угодно, только не свои хрупкие кости, которые сама же может прокусить, как нефиг делать. Выдержав паузу, Джек несильно надавил коленом на бедро Леры, чтобы она не выскользнула и не дернулась, аккуратно, медленно, по нарастающей, чуть сжал больную руку, после чего начал так же медленно входить щипцами. С первого раза не получилось - девушка дернулась, края щипцов выскользнули из раны.
- Тихо. Не дергаемся. Держись, делаю еще раз. - увереннее и тверже взяв руку Леры, мужчина повторил попытку, но на этот раз не позволив русской дернуться настолько, чтобы не дать щипцам выскользнуть. Когда щипцы достигли цели и кое-как захватили ее, Шепард чуть сжал мышцу так, чтобы та начала выталкивать инородное тело, помогая щипцами. Кровь потихоньку тонкой струйкой заливала пальцы, в ушах стоял лишь крик боли. Сжав зубы и не отрывая взгляда от уже показавшейся пули, мужчина довел дело до конца, вынув ее полностью.
- Все! Все, молодец. Все, все закончилось. Больше не буду. Да, я изверг. - Джек будто спорил с Лерой, спорил с ее слезами - действительно, болезненная процедура. Шепард промыл отверстие, как можно быстрее, но тщательно продезинфицировал рану, и только после этого наложил небольшой квадратный влажный тампон ваты, который и замотал на руке русской, распутав жгут. Когда на месте пулевого ранения красовалась белая полоска, мужчина отбросил все инструменты и поднялся, потянув Леру за здоровую руку и заставляя ее встать.
- Все, все. Не буду. - мужчина стоял до тех пор, пока девушка относительно не успокоилась. Только после этого отпустил, когда уже не нужен был.
У него появилась мысль сравнить... Но это позже. Потом.

Да, бурный выдался вчера денек. Как и все остальные в последнее время на острове. Под конец дня, когда все возвращались в лагерь, Серджио принимал тщетные попытки остановить Джин и убедить её никому ничего не рассказывать, но рок-звезда никого не слушалась, а после скрылась из вида испанца.
Руарес пришел в лагерь, завалился в потрепанную палатку и заснул, больше не о чем не думая. Спал он, на удивление, крепко, без кошмаров, без сновидений, зачем чему-то сниться, если в твоей жизни происходит такой экшен?  Эти семь-восемь часов пролетели незаметно, в один не очень прекрасный момент Серджио открыл глаза, вылезая из густой пелены сна.
"Зачем я проснулся?" - первым делом подумал он, оглядывая людей, спящих рядом, которых с каждым днем становилось все меньше и меньше. Зевнув и зачесав назад волосы, парень вылез из шалаша. Жизнь уже кипела вокруг.
Из-за того, что он не ел два-три дня сряду, Серджио заметил, что не очень твердо стоит на ногах, а вылезая на свет Божий, у него кружиться голова. Поэтому, прежде чем начинать беспокоится о своей жизни, о жизни других и думать, за какие грехи он сюда попал, испанец решил сходить на  кухню, достать фруктов. После вчерашнего шторма там мало что осталось, но он успел отхватить гроздь бананов.
Выйдя из кухни, он отправился в сторону костра, где тут же приметил Леру и Джека. Серджио подошел к ним, как раз в тот момент, когда они вставали.
Хотелось чего-то сказать, например, пожелать доброго утра, да только к какому черту оно доброе? Испанец только кивнул присутствующим,  очищая банан от кожуры.
- Ты вынимал пулю, да? - спросил он Джека, - Можно будет их потом сравнить с твоими как доказательство. Джин еще не видели?
Так начинался новый день. Серджио один за других уплетал бананы, где-то в глубине души мечтая о маминой паэлье или хотя бы  о сочной куске хорошо прожаренного мяса.
Просыпайтесь! - послышался знакомых голос.
"Джин!" - парень огляделся по сторонам, примечая бегающую туда-сюда фигуру Сиберг. Вчера он бы мог её еще догнать, пытаться в чем-то убедить и что-то доказать, но сейчас пальма, о которую он облокотился, была такая удобная, что Серджио просто мысленно махнул рукой.
"Пусть все катится к черту, когда я хочу чем-то помочь, кто-то обязательно умирает, - " подумал он, готовясь к тому, что Джин сейчас растреплет всем о реалити-шоу. И, кстати, она обрезала свои волосы. Зачем?
- ЭТО ГЕЛИКА УБИЛА ЧЕЙСИ! - а вот этого Серджио не ожидал. Он встрепенулся, отходя от пальмы, удивленно оглядывая не менее удивленных присутствующих. У парня, конечно, до этого были некоторые подозрения в чистоте этого дела, но что дало повод Джин делать такие громкие заявления?
- Ээээ... Джин, - протянул Серджио, подходя на шаг вперед, - откуда ты это знаешь?